СМИ

Максиму Кучеренко и Владимиру Ткаченко, участникам группы “Ундервуд”, по 32 года. Оба врачи, немного романтики и немного циники, оба из Крыма. В сентябре состоялся релиз их третьей пластинки под названием “Бабло победит зло”, и мы решили познакомиться с этим ироничным талантливым дуэтом поближе.

COSMO: Что “Ундервуд” делал последние 2 года – вас было не слышно, не видно?

Владимир: Мы затаились, и правильно сделали! Люди, у которых по 30 концертов в месяц, не могут сочинять хорошие песни, нет времени. Хорошо, если твоя фамилия Маккартни, но в любом другом случае… “Прощай, детка”, “Привет, киска” – тексты становятся более поверхностными. Я решил набраться вдохновения и съездил в Африку, в Кот-д’Ивуар (Берег Слоновой Кости). Увидел, как добывают жидкий латекс из дерева, попробовал овощ окра, побывал в центре гражданской войны. Максим: А я ездил по России, проводил тренинги по психологии бизнеса. Потом мы написали саундтрек к фильму “Слова и музыка”, а Владимир написал музыку к спектаклю Театра Сатиры “Яблочный вор” режиссера Ольги Субботиной. Сейчас мы пишем музыку к фантастическому фильму под рабочим названием “Марсианские хроники”, который снимается на “Мосфильме”. И еще мы сочиняли стихи для нашего сборника поэзии “Звук и тишина”.

COSMO: Очень многие помнят вас по песне “Гагарин, я вас любила…” и считают группой одной песни…

Владимир: Тогда “Битлз” тоже группа одной песни – Yesterday. Просто “Гагарин” – это самая успешнорадийная песня.

COSMO: Она еще звучала в фильме Романа Качанова “Даун-Хаус”.

Максим: Наш продюсер Олег Нестеров подключил нас к этому проекту. Но мы не участвовали в общей тусовке, даже с режиссером не знакомы. Знаем только, что АК Троицкий – музыкальный консультант этого фильма – на страницах Cosmo потом назвал нас единственным ценным, что было передано Украиной России после Гоголя.

COSMO: Как вы познакомились друг с другом?

Максим: В 92-м году, когда учились в Симферополе на 2-м курсе медицинского института. Нам тогда еще давали деньги родители, мы чувствовали себя потерянно. Как, впрочем, и многие молодые люди, которых запихнули в мединститут. Я стал знакомиться с симферопольскими неформалами, и один поэт познакомил меня с Владимиром, который из Херсона родом. Как мне рассказывали, Владимир – такой странный человек из третьего общежития, который снимает кино на 8 мм… А я снимал тогда кино на 16 мм. Мы схлестнулись на почве кинопленки и проявителей. Потом я узнал, что Владимир владеет инструментом, хорошо поет песни и любит мою любимую группу Doors. А я сочинял стихи. Ну и однажды я предложил организовать группу.

COSMO: И вы стали давать концерты на крышах Симферополя.

Владимир: Но до этого мы выступали на Ялтинской и Алуштинской набережных. Тогда мы еще не назывались “Ундервуд”. Пели песни “Аквариума”, “Аукцыона”, Doors, Вертинского, Тома Уэйтса и 3-4 наши свежесочиненные.

Максим: На заработанные деньги купили немецкий комбешник на Ялтинской набережной за 20 баксов у дядьки, который играл музыку в ресторане напротив. Это был наш первый совместный материальный объект!

Владимир: Мы 3 года назад выступали на набережной Ялты и потом ели в том самом ресторане, где в 95-м году в первый раз нашли розетку, в которую воткнуться…

Максим: А позже мы начали устраивать мероприятия на крыше общежития. Туда сбредались разные люди, некоторые посиделки заканчивались конфликтами…

Владимир: Моя комната вся была разрисована фресками, которые оставили прежние жильцы. С потолка на меня по утрам смотрел лубочный Господь, на стенах – драконы и ангелы… А третий этаж выходил на крышу пристроенной встык поликлиники. Мы протягивали туда удлинители из ближайших комнат, врубали инструменты и играли.

COSMO: А потом ваши любительские записи на кассетах распространяли на набережных…

Владимир: В 98-м году мы выпустили наш первый любительский сборник, записав его в Севастополе в одном клубе. Сделали 500 экземпляров. Дарили или продавали за 2 гривны 50 копеек. Потом мы жили на эти деньги в лагере на Медведь-горе. Там мы тоже устроили бизнес – брали плату за вход на Медведь-гору. Один раз к нам подошла женщина и сказала: “А может, вы пропустите первого космонавта Украины?” Мы ответили: “Конечно”. Перед нами вырос мужчина большого роста по фамилии Коданюк. Мы поздоровались и пропустили его бесплатно. (Смеются.) Вообще, мы очень хорошо приспосабливаемся к миру, к продюсеру…

COSMO: С продюсером вы на равных?

Максим: Нестеров ведет с нами диалог и верит нашему “нет”. Например, мы отказались выступать на фестивале “Нашествие” в этом году – ушли в отпуск, поехали домой. Он не настаивал. Нам нужна была зарядка в канун релиза третьего альбома.

COSMO: А почему каждый из вас не захотел выступать по отдельности?

Максим: Мы малопонятны в одиночку и очень убедительны вдвоем. Не знаю, почему мы так склеились… Может, потому что имели похожих бабушек, которые говорили на смешанном украинско-русском языке. И потому что воспитывались на одной речке Днепр, только в разных ее частях. И жили в одинаковых маленьких домиках-времянках в Симферополе, которые стоят прямо на земле… Организовалось общее множество, которое нас сблизило. Владимир: Мы и по гороскопу достаточно плотно друг к другу подогнаны. Я Скорпион, он Лев. К тому же мы психологически устроены по-разному. Я рефлексирующий шизоид. А Максим – аффективный психопат. Если бы в группе было два философа или два психопата – вот это было бы скучно и грустно.

COSMO: Это классификация Максима?

Максим: Скорее, Крейчмер, а не моя. Мы, кстати, до сих пор поддерживаем общение с сообществами врачей. Не теряем связи с теми, кто работал в херсонской реанимации или в севастопольской психиатрической больнице. Врачи – замечательные люди, а врачебная культура очень гуманистичная и простая. Медицина вообще очень легко объясняет мир.

COSMO: Вы оба практикующие врачи?

Владимир: Я уже нет, а до 2000 года работал анестезиологом-реаниматологом.

Максим: А я принадлежу к институту восточноевропейского гештальта. Лечу неврозы, ситуативные вещи – но не психоанализом, а более гуманизированно. Иногда мы появляемся вместе на конференциях, поем…

COSMO: А приходилось ставить диагнозы звездам шоу-бизнеса?

Максим: Мы редко общаемся со звездами. Потому что это поляна с выстроенной иерархией. И, попадая в эту иерархию, начинаешь делать карьеру, а нам это неинтересно. Нам хватает друг друга и обычных людей. Мне, например, очень интересны человеческие отношения, их смысл. А Владимиру – общая драматургия жизни. Весь опыт мы складываем в общую мясорубку “Ундервуда”, и получается мощный выхлоп – не реализм и не гламур, а синтез другдруговский.

COSMO: Вы согласны, что ваш первый альбом напоминает творчество “Несчастного случая”?

Максим: Мы тогда не слушали “НС”. Но мы находимся в той же логике, наверное. Недавно позвонил Алексей Кортнев и признался, что он все наши песни знает наизусть! И лучше третьего куплета песни “Истребитель №0” он ничего в жизни не слышал.

COSMO: Говорят, Эдуард Лимонов признался вам в своем почтении.

Максим: Можешь представить себе Лимонова в чем-либо признающимся? Я – нет.

Владимир: Просто один мой приятель в Херсоне прочитал книжку Лимонова “В плену у мертвецов”, в которой действительно написано, что Лимонов, сидя в тюрьме, слушал радио. И все, что лилось оттуда ему в уши, Лимонов подразделял на “говно” и “не говно”. Ему понравились “Мумий Тролль”, “Полковнику никто не пишет” и “Гагарин”.

Максим: К счастью, нас причисляют к позитивным коллективам, которые могут вдохнуть жизнь, подарить хорошее настроение, привнести южное, светлое, доброе. Вот Лимонову помогли коротать дни в тюрьме… (Смеется.) Наша музыка лечит.

COSMO: Интересно, что вы решили серьезно ею заниматься только в 27 лет.

Владимир: Тогда я решил, что пора, взял отпуск и приехал на месяц с целью раздать наши демозаписи в звукозаписывающие компании Питера и Москвы. Заодно пришел на “Снегири-рекордз”, спросил, может ли меня послушать Олег Нестеров. Мне ответили, что Олег – человек очень занятой и слушать меня не станет, но мы можем пригласить его на свое выступление… А мы просто не могли пригласить его, так как группа тогда была расформирована (я работал в реанимации в Херсоне, а Максим – в отделении психиатрии в Севастополе). И я ушел. В тот же вечер я был в гостях у московской приятельницы, взял ее магнитофон и спел десяток песен под расстроенную гитару. Магнитофон чуть-чуть “подтягивал” при записи, но все равно была в этой “демке” какая-то магия, дух необыкновенный! На следующее утро я отправился на “Снегири” и попросил вернуть старую “демку” взамен новой. Так сложились пазлы у этой кассеты с воображением Олега Нестерова, что он нам перезвонил через неделю и попросил прислать еще что-нибудь. Все лето 2000 года Олег Нестеров слушал у себя в машине только наши песни. В ноябре 2000 года мы встретились на железнодорожной станции Снегиревка, неподалеку от Херсона, и поехали в Москву.

COSMO: А что это за слово “ундервуд”?

Владимир: Это название печатной машинки, которую купил Максим у дочки одного нашего севастопольского друга. Мы оба больше любим печатать, чем писать. Радость печатного слова всегда глубже. У меня в общежитии в комнате тоже стояла печатная машинка “Москва”, на которой я набирал тексты. Было еще несколько вариантов названия – “Вишневый де сад”, “Обед нагишом”… Остановились на “Ундервуде” еще и потому, что тогда вышел трехтомник Довлатова, который все читали. И мы тоже. Первая часть его “Дневников” называется “Соло на ундервуде”.

COSMO: Говорят, что вы как-то питались необычно, когда записывали последний альбом. Читаю: “Сухие продукты компании “Сибирский берег”, развозная пицца, крем-суп из креветок, маринованный чеснок, кукурузные хлопья “Фитнес”, лианозовское молоко “полторашка”, херсонские абрикосы, крымское вино не позже 2000 года…”

Владимир: Абрикосы растут у меня на даче в Херсоне. Мои родители их собрали, прислали мне посылочку. И мы ели эти абрикосы, взращенные на черноземье Потемкинского острова, удобренные илом со дна озера, запивая вином. Не самая безопасная смесь, конечно, но творчество шло хорошо.

Максим: Мы с Владимиром снимаем общую творческую лабораторию – двухкомнатную квартиру, где периодически что-то готовим для себя и для друзей. Были прямо брутальные формы еды. Мы высыпали на сковородку овощную смесь, варили макароны, жарили рыбные палочки, мясо, готовили плов. Вообще, с одной сковородкой можно творить чудесные вещи. Я даже боюсь приобретать что-либо электрическое, потому что еще больше возможностей будет что-либо приготовить. Сковородка как гитара – в ней есть определенная неисчерпаемость! И в разные периоды времени открываются все новые ее ресурсы. Например, хорошо жарить свернутый в рулончик длинный бекон, заколов его предварительно зубочистками и посыпав специями и сыром. Со стаканом вина это суперперекус! Владимир: Под еду, например, родилась песня “Сегодня модно быть диджеем”. Мы сидели за столом с диджеями, наблюдали за ними. Такие модные люди, которые продают свой образ жизни и легкость бытия... В 2 часа ночи сидят парни в центре города в квартире, которая стоит немало… Эти их разговоры, их однополая любовь друг к другу, которая нам не очень понятна… И они счастливы. Мы начали шутить над ними и шутили месяца полтора. В результате получилась песня, которая с ходу попала на радио Maximum.

COSMO: У вас еще есть интересные песни. “Секс – это грязное дело”, например.

Максим: Там есть еще продолжение: “…любовь чиста”. Ну да, секс – это грязно в видении многих людей. Из-за этого родился такой феномен, как платоническая любовь. Когда импульс влечения должен реализоваться в теле, в сексе, но человек его в себе растягивает садистским образом. Вообще, до 20-22 лет не очень понятно, что такое секс. На фоне сексуальной успешности наших соратников по институту – таких мачо, легких бандитов – мы с Владимиром были более романтичны по отношению к женскому полу. И постоянно писали песни.

COSMO: Сублимировали, значит. А ты, Максим, так напоминаешь мачо!

Максим: Но я выбрал постоянство. У Виктора Цоя, например, за всю его жизнь было две женщины – Первая жена и Вторая жена. И в этом однолюбстве есть постоянный ресурс, который позволяет аккумулировать энергию больше в творчестве, чем в плотских радостях. Я женат, жена стоматолог. Дочке 3 года. Они живут в Симферополе. Жена открыла свой стоматологический кабинет и не хочет переезжать в Москву. Поэтому я езжу к ним раз в месяц.

Владимир: У меня есть гражданская жена, с которой я живу 4 года. Я тоже консервативный. Она родом из Крыма, и мы с ней закончили один и тот же институт, но познакомились уже здесь, в Москве. Она гинеколог.

COSMO: Вы как настоящие крымские парни любили крутить курортные романы?

Максим: Где-то между 18 и 20 годами вообще все отношения строились по типу курортного романа. Летом девушка из Москвы приезжала вся в ожидании чего-то, видела море и… Тут главное было обозначиться добрым южным парнем, у которого в руках бутылка портвейна и гитара. И еще он плов умеет готовить и стихи читает. Власть была над ними колоссальная. Аж самому страшно было! Надо отдать должное, москвички всегда были самостоятельные, умные. Но сейчас они стали немножко другими – в них меньше романтики. Они любят экспериментировать, но они больше пользователи, чем исследователи.

COSMO: А потом девушек бросали, да?

Максим: Нет, у меня потом наступал телефонный период отношений. После этого были встречи в Москве, но все было уже по-другому. Москва не море, портвейн не катил, девушки спешили зарабатывать деньги… В общем, все заканчивалось тем, что у них не хватало сердца греть поэта.

COSMO: А с женой ты познакомился тоже “по-курортному”?

Максим: Нет. Мы работали в одной поликлинике, нас познакомили общие друзья. Однажды мы пришли с моим приятелем на его выпускной. Там были накрытые столы и мы начали кушать отбивные, не принадлежащие нам, потому что предварительно выпили. Потом пришла моя будущая жена, не знавшая меня, и спросила: “А кто съел мою отбивную?” Ей сказали, что есть такой Кучеренко, который уже ушел. Но потом мы все-таки встретились и нас представили друг другу со словами: “Это он съел твою отбивную”.

COSMO: А тебя, Владимир, привлекают стервы? Песня “Машина динамо” с нового альбома посвящена им.

Владимир: Да, ведь настоящая стерва – она все равно с сердцем. Но оно так глубоко запрятано, что она не считает нужным копаться в себе, это лишняя трата времени.

Максим: Зато она счастлива и всегда радостна! Вообще, счастливы те женщины, которые умеют отключаться и не любят утопать в чувствах. А очень чувственные девушки всегда имеют любящих отцов, которые для них не просто часть семейной геометрии, но герои их жизни. И подобных им мужчин они чаще всего не встречают на своем пути – им кажется, что их нет. Поэтому такие девушки, как правило, менее счастливы в личной жизни.

COSMO: А какие у вас отношения с Ириной Хакамадой?

Максим: Хороший переход!

Владимир: В ночь перед выборами 2004 года Ирина устроила вечеринку, она тоже баллотировалась на президентский пост. Там состоялась премьера нашей песни “Покуситесь на президента”. Мы пообщались.

Максим: Она такая сердечная, она же… самурай по папе. Она находится в хорошем контакте – видит человека, слышит его. И у нее какой-то свободный муж, с длинными волосами…

Владимир: Она милая, модная, в джинсах. Приятно видеть политика, особенно женщину, в джинсах.

COSMO: С тех пор как вы переехали жить в Москву, замечали как врачи психические перемены в себе?

Максим: Первое, что связало меня с жителями Москвы, – это нарушение сна. В Херсоне и Симферополе в 6 вечера все магазины закрываются, после 23 часов звонить кому-либо некорректно. А здесь до утра все бодрствуют. Говорят, что Сталин привил эту привычку. Он засыпал в 4-м часу, а просыпался в час дня, а все министерства работали круглосуточно. Вообще, у людей наблюдаются психические отклонения, но проявляются они менее ярко, чем в тихих городах. “Ярких форм нет! Роскошных картин заболеваний нет!” - беспокоятся доктора. А все из-за патоморфоза – способности заболеваний изменяться. Например, грипп протекает сейчас не так, как он протекал 10 лет назад. А шизофрения – не так, как она протекала до 50-го года ХХ века. Сейчас у городских жителей редукционная форма шизофрении, у которой внешних симптомов мало.

Владимир: Я адаптировался первые полгода. Глаза у меня разбегались, ноги подкашивались от большого количества людей и скопления машин. Но стресс мы победили взаимной поддержкой друг друга.